Шведская экологическая модель может работать в России. Нужны другие «модельеры»

 

 

                                         

 

 

Среди вороха инициатив, которыми новая московская команда регулярно радует публику, есть и несколько экологических. Это хорошо — раньше борьба за экологию сводилась к попыткам сноса «Речника». Теперь же мэр Сергей Собянин заявил, что в Москве не будут строиться мусоросжигательные заводы, а новый глава департамента природопользования и охраны окружающей среды Анатолий Кульбачевский, который вообще говорит много правильных вещей, предложил как можно шире использовать в столице экотранспорт, в частности, гибридные авто.

 

 

                                         

 

 

 

Но из этих разрозненных инициатив комплексного представления об экологической политике пока не складывается, а значит, оценить их трудно. Ведь экология — материя тонкая, и даже самая очевидная новация, вырванная из контекста, может работать по принципу «убей бобра — спаси дерево».

 

 

Поэтому поездка в Швецию, посвященная в первую очередь экологическим проблемам, в частности, автотрафику, энергосбережению и утилизации мусора, оказалась для меня как нельзя кстати. Стокгольм — «зеленая столица» Европы, а защита окружающей среды для шведов сродни национальной идее. Поэтому у них стоит учиться. А для начала — понять, что из области шведского «экологического чуда» можно реализовать в нашей стране и в ее столице.

 

 

О чуде я говорю не просто так. Шведы отсчитывают новейшую историю с 1972 года. Тогда Швеция на 95% была зависимым от углеводородов государством. Сегодня эта зависимость сокращена до 5%.

 

 

И только отдельные люди в нашем правительстве, включая премьер-министра, продолжают считать, что развитие альтернативной энергетики в Европе — утопия, пиар-ход, направленный на то, чтобы сбить цены на российский газ.

 

 

Ну и ладно. Вопрос: как это шведам удалось соскочить с углеводородной иглы?

 

 

Конечно, большую роль в данном случае сыграл энергетический кризис 1973 года. Если кто не помнит — ОПЕК снизила объемы добычи нефти и повысила цены на 70%.

 

 

«Я помню, как тогда сразу подскочили цены на бензин, — рассказывает Бенгт Эрикссон, советник посла Швеции. — Эта ситуация встряхнула все общество, и мы начали целеустремленную работу по уменьшению зависимости от углеводородов».

 

 

Сегодня для шведа заправлять бензином свой автотранспорт — роскошь, 80% стоимости на бензин составляет налог. Средняя заработная плата шведа — 20—25 тыс. крон (90 000—113 000 российских рублей). Это за вычетом налогов, которые составляют 38% зарплаты. Дорогой бензин (14 крон, или около 60 рублей за литр) ощутимо бьет по карману. Но возмущенных нет, в целом люди понимают, что это необходимая мера для страны-импортера. Правительство же пытается таким образом решить две проблемы: выбросы CO2 и автомобильные пробки.

 

 

В 2006 году в Стокгольме ввели систему платного въезда в город. Трафик сразу сократился на 20%, на 15% — выбросы CO2. Кроме того, стало выгодно приобретать экологический автотранспорт — «зеленые авто». Машины на биотопливе (этанол и газ) проезжают в город бесплатно. За покупку экомашины выдается премиальная сумма. Этанол дешевле бензина (8 крон за литр, более 30 рублей), а машины на нем ездят быстрее. Правда, техническое содержание и ремонт «зеленого авто» обходится дороже, но если брать все затраты на круг, «зеленым» быть выгодно.

 

 

Сегодня «зеленые» и гибридные авто, которые тоже имеют статус «эко», производят все крупные уважаемые автоконцерны Европы: «Вольво», «СААБ», «Мерседес», «Ситроен», «БМВ»…

 

За пять дней, в течение которых нас возили по Стокгольму и другим городам Швеции, я ни разу не сидела в авто, работающем на бензине.

 

 

Впрочем, и этого экономным и любящим природу шведам мало. Кругом — велосипеды. И это зимой, когда большинство улиц покрыты снегом (соль здесь посыпают, только если температура опускается ниже минус пяти по Цельсию, предпочитают обходиться гранитной крошкой).

 

 

«Начиная с 2006 года велотрафик в городе вырос на 60%, — рассказывает Аника Рааб из городской ратуши (мэрии). — За последние десять лет построены сотни километров отдельных дорожек для велосипедистов. Следующим нашим шагом должен стать переход на электрокары, есть уже такие такси. Правда, для потребителя электромобили стоят дороже, и у них есть одна проблема — их совсем не слышно!»

 

 

Это уже шведский юмор.

 

 

Впрочем, в Стокгольме можно обойтись и без велосипеда. Потому что есть общественный транспорт — быстрый, доступный и надежный. Автобусы, метро, трамваи (их, правда, мало) и пригородные электропоезда. Столица Швеции вместе с пригородами образует агломерацию — Большой Стокгольм. Сегодня месячный абонемент на все виды транспорта в пределах 100-километровой зоны стоит 690 крон (3000 российских рублей). Дети до семи лет в сопровождении родителей катаются бесплатно, а в субботу и воскресенье проезд бесплатный для всех, кому не исполнилось 15.

 

 

Весь городской транспорт в Стокгольме ездит на биотопливе: автобусы — на этаноле, а мусоровозы — на биогазе. «Мы поставили в тендере такое условие, чтобы мусорные машины, 100%, работали только на биогазе, — говорит Нильс Лунгвист, сотрудник ратуши. — И тогда у нас осталась только одна проблема — мы не можем улучшить этот показатель».

 

 

Меня, конечно, заинтересовал вопрос, что такое биогаз и откуда берут его шведы. Оказалось, что он сам собой вырабатывается на свалках и, кроме того, выделяется из канализационных стоков, которые потом направляются на очистку.

 

 

У нас в Москве свалки также вырабатывают биогаз (это неизбежный продукт процесса гниения), но каким-либо образом использовать его никому в голову не приходит. Вместо этого тщательно скрывается информация о том, что горючий этанол может стать причиной взрыва. А газ, который образуется при очистке канализационных вод, периодически выбрасывается в атмосферу столичных районов Кожухово и Некрасовка.

 

 

Сточные воды в Швеции разделяются на те, что идут с предприятий, и те, что поступают из домов и с улиц. Поэтому иловый осадок впоследствии идет как удобрение на поля, а вот промышленные стоки очищают, «сухой остаток» — сжигают.

 

 

В России иловые отложения не используют как удобрение, потому что в сточной воде обнаружены тяжелые металлы. У нас, кстати, тоже городские и промышленные стоки формально разделены, но присутствие тяжелых металлов позволяет предположить, что промзона каким-то образом все-таки сбрасывает свои сточные воды в городской коллектор.

 

 

Зато очистные сооружения у нас — самые большие в Европе, а может, и в мире. И это не повод для гордости.

 

 

«Свалочного» биогаза хватает для того, чтобы обеспечивать потребности девятимиллионной Швеции. Свалок вокруг Москвы гораздо больше.

 

 

А этанол гонят из зерна. Северная Швеция производит его достаточно, чтобы обеспечивать потребности людей, сельского хозяйства и промышленности.

 

 

В России есть нефть и природный газ, поэтому биогазом мы травим горожан, а «лишнее» зерно — экспортируем. Лишним, кстати, оказывается все, что не в состоянии приобрести наши предприятия АПК.

 

 

Но окончательно меня убил вопрос шведов о том, почему в России не используют солнечные батареи. В новых районах Стокгольма, расположенного заметно севернее Москвы, ими оборудован каждый дом — и это покрывает ощутимую часть потребности в электроэнергии.

 

 

«Меларен — огромное озеро — сегодня является самым важным источником обеспечения города питьевой водой. Но всего лишь несколько десятилетий назад вода вот этого водоема была настолько загрязненной, что там даже купаться было запрещено. Рыбу из озера нельзя было есть, а на берегах валялись кучи мусора», — рассказывает Аника Рааб.

 

 

Теперь воду в Швеции пьют из-под крана. Только. В каждом гостиничном номере рядом с краном в ванной у меня стояли два чистых стакана. Продажу бутилированной воды швед считает едва ли не преступлением.

 

 

Аника продолжает: «В 50-е и 60-е годы буквально в каждом доме Стокгольма стоял свой котельный агрегат. В них сжигали уголь. Образовывались огромные объемы сажи, наш город был «одет в пальто» серо-желтого цвета».

 

 

Сегодня в Стокгольме создана система централизованного отопления.

 

 

На чем работают котельные? Говорить стоит не о котельных, а о ТЭЦ, которые существуют на базе мусоросжигательных заводов. Их в Стокгольме и пригородах 17. А воздух — чище, чем в Москве. Потому что они оснащены фильтрами, а главное — работает система сортировки мусора.

 

 

Тепло, выделяемое при сжигании мусора, используется для выработки электроэнергии, а подогретая вода — для отопления домов.

 

 

Смешно было, когда шведы спросили меня, какой процент энергии от сжигания мусора на наших МСЗ (мусоросжигательные заводы) преобразовывается в электричество. Я сказала: «Нисколько». Меня спросили: «Неужели все идет только на подогрев воды?» — «Нет, — ответила я, — все по трубе уходит в атмосферу».

 

 

Шведы так и непоняли.

 

 

Еще бы — к 2020 году весь объем тепла для нужд города будет вырабатываться без применения углеводородов.

 

 

Теперь, собственно, о мусоре.

 

 

«Примерно лет 15 назад мусоропроводы в наших домах закрыли, крышки закрутили болтами. В подъездах поставили маленькие мусорные станции. Даже если человек хотел, он уже не мог ничего туда выбросить, — вспоминает Бенгт Эрикссон. — И мы сегодня сортируем бумагу и картон, относящиеся к одной категории, стекло и органику. А крупногабаритный мусор, например старую мебель, мы за свой счет отвозим на станцию по утилизации отходов, там мы ничего не платим, разгружаем мусор и уезжаем».

 

 

Это в Москве Бенгт — помощник посла, а в Гётеборге он — обычный житель, который каждый день делает ту же работу по дому, что и миллионы шведов во всей стране. Поэтому отношение к мусору у него стандартное. Для шведов мусор — это актив.

 

 

«В Швеции мы производим примерно 480 кг бытового мусора на человека в год. Около половины — 48% — идет на сжигание, на базе которого вырабатывается тепло, — рассказывает Сана Дуе, специалист Агентства охраны окружающей среды Швеции. — Вторая половина подвергается биологической очистке и вторичной переработке. На свалку идет небольшая доля — 1,4% от общего объема».

 

 

Шведы всегда были законопослушными. Не потому, что они — шведы, а потому, что лучше сделать все по закону. Или на тебя наложат непомерно высокий штраф.

 

 

Многое из того, что делают сегодня шведы, мы помним из советского прошлого: сдача стеклотары и макулатуры например. Сегодня в России сортировкой мусора занимаются в основном бомжи. В Швеции — граждане у себя дома.

 

 

На содержание свалок в Швеции установлен очень высокий налог. Кроме того, законодательством запрещено захоронение органики и всего того, что можно сжечь. С 1998 по 2008 год государством были инвестированы огромные средства в проект по утилизации отходов. Соответственно ужесточились и требования.

 

 

«В связи с государственной политикой сокращения общего объема отходов на товаропроизводителя была возложена ответственность за свою упаковку, — поясняет Сана Дуе. — Сфера ответственности распространяется на такие товары, как упаковка, газеты, шины, офисная бумага, подержанные автомобили, электроника, бутылки и банки. Например, при производстве новых мобильных телефонов предприятием должна быть создана точка сбора старых телефонов. Они принимают, демонтируют и снова используют те материалы, которые пригодны».

 

 

Сфера вторичной переработки в основном нерентабельна, и государство ее субсидирует. Зато результаты по вторичной переработке очень высокие: по стеклу — 94%, по пластику — 60%, по бумаге — 74%, по газетной бумаге — 80%, по металлу — 72%, по алюминиевым бутылкам и банкам — 91%.

 

 

Зато сжигание мусора уже сегодня — прибыльное дело. Это цветущая отрасль, которая не нуждается в государственной субсидии. «Мусоросжигающие предприятия зарабатывают в два этапа: сначала им платят за то, что они принимают мусор, потом превращают его в энергию или в тепло и продают снова в виде горячей воды, отопления или электричества, подаваемого в квартиры».

 

 

Поэтому жители Норрчёпинга, к примеру, гордятся тем, что их город сегодня — самый крупный импортер мусора в стране. Они покупают его в Германии, Дании и других странах и перерабатывают с прибылью для себя.

 

 

Так что России можно спать спокойно. Когда закончится нефть, станем продавать мусор. Этого добра у нас навалом.

 

 

Я сделала важные для себя выводы.

 

 

Технически превратить замусоренный и задымленный город в экологическую столицу можно за 20—30 лет. И не стоит пенять на народ. Традиция раздельного сбора мусора в Швеции ведется не от Карла XII, целая нация обучилась этому за три года, начав обучение три года назад.

 

 

Москва, богатая свалками, и Россия, богатая кроме того сельхозугодьями и лесами, вполне способны перевести весь транспорт и большую часть теплоснабжения на использование этанола и биогаза. Для этого нужна государственная программа, включающая налоговые кнут и пряник.

 

 

Альтернативы мусоросжиганию нет, просто нужны заводы, оборудованные современными фильтрами, и развитая система сортировки и утилизации мусора. Ее реально развернуть в течение десяти, максимум пятнадцати лет.

 

 

Но на практике сделать это все в России невозможно.

 

 

Знаете, почему многие свои вопросы в России шведские компании решают через финских партнеров-посредников? Финны, наши давние соседи, хорошо изучили особенности ведения бизнеса в нашей стране, а шведам эта наука не дается. Наверное, потому, что более 90 процентов населения Швеции доверяет своему правительству, и чиновники, в свою очередь, тоже их не подводят. В их обществе отсутствует понятие «коррупция», а для нас это — основа жизни.

 

 

Все, что сделано в Швеции, сделано в первую очередь усилиями профессиональной, ответственной и некоррумпированной бюрократии.

 

 

На ее селекцию Швеция потратила примерно семь столетий.

 

 

У нас этого времени нет.

 

 

 

 

 

www.novayagazeta.ru